Много женщин его любило

Публикации 50-70 годов о творчестве Сергея Есенина мало рассказывали о фактах биографии поэта. И уже совсем скудно об интимной его жизни. Получался эдакий бесполый лирик-патриот.

Только в строках стихов и между ними угадывался пылкий юноша и несколько распутный мужчина. О раннем сексуальном опыте говорят его стихи.

Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,
Сядем в копны свежие под соседний стог.
Зацелую допьяна, изомну, как цвет,
Хмельному от радости пересуду нет.

Ты сама под ласками сбросишь шелк фаты,
Унесу я пьяную до утра в кусты.
И пускай со звонами плачут глухари,
Есть тоска веселая в алостях зари.

А теперь посмотрим на дату написания стихов - 1910 г. Просто невероятно, этот шедевр поэт написал в 15 лет! Нельзя так живописать понятную нам взрослым бытовую картину по рассказам сверстников или старших! Уже, наверное, был личный опыт.

Кстати, это стихотворение было написано в период юношеской увлеченности Анютой Сардановской - внучкой местного священника, которая училась вместе с Сергеем в Епархиальном училище. Спустя годы Сардановская вышла замуж и умерла при родах.

Был еще роман в письмах с Марией Бальзамовой, которой он из Москвы слал и слал полные отчаянной любви письма. За три года их было более 100 (сохранились и опубликованы 16).

Тоскующий по деревне и деревенским девушкам, Сергей честно писал, что московские барышни хотят с ним целоваться. Быть может, подсознательно - выстраивал психологический барьер против столичных эротоманок. Он частенько предавался воспоминаниям о непритязательных и чистых девушках родной Рязанщины, о любви на сеновале. Эти строки о любовных похождениях там, в Константинове, переплетались у Есенина с образами красот природы рязанщины.

Доподлинно известно, что, оказавшись в Петербурге, Есенин сразу же окунулся в его богемную жизнь с попойками и бессонными ночами.

За несколько месяцев пьяного разгула, "трактирно-салонного" хаоса есенинской жизни его рязанская красота поблекла, золотые кудри развились, глаза помутнели. Он кутил напропалую, весело развлекался с проститутками и учился матерно выражаться. Современники с восторгом вспоминали, что в последнем поэт вскоре стал настоящим виртуозом. Он без малейшей запинки скороговоркой выругивал "малый матерный загиб" Петра Великого, включающий 37 слов. Позже он в совершенстве освоил и "большой загиб", который состоял из 260 слов. Этим талантом в дореволюционной России мог похвастаться только Алексей Толстой.

Случайных любовниц у Сергея Есенина было немало, хотя он панически боялся заболеть сифилисом и при малейшем прыщике бежал к врачу.

Нам не дано узнать о числе сексуальных партнерш поэта. Но с медицинской точки зрения, с позиции половой психопатии ближе всего Есенину был диагноз - мужской промискуитет, когда целью многочисленных сексуальных связей является подбор той единственной, общение с которой дало бы полное физическое и психическое удовлетворение. Однако каждая новая встреча Есенина заканчивается разочарованием, безразличием и даже отвращением к партнерше. В обиходе этот медицинский термин значится, как донжуанство.

Сходен с этой половой девиацией и сатириазис - патологическое повышение полового влечения у мужчин в виде постоянного чувства полового неудовлетворения и безудержного стремления к половым сношениям. Для лиц, страдающих сатириазисом, характерна частая смена сексуальных партнеров и отсутствие длительных связей. Данная патология может развиться в результате психогенных воздействий (например, как форма компенсации чувства собственной неполноценности) или явиться проявлением органических заболеваний (например, органической патологией центральной нервной системы или гормональных нарушений). С медицинской точки зрения первое больше подходит моему поэту-пациенту.

Скромный красивый деревенский парень был лакомым кусочком для окололитературных богемных девиц. Один из современников писал: "Ему пришлось со смущением и трудом избавляться от упорно садившейся к нему с ласками поэтессы, говорящей всем о себе тоненьким голосом, что она живет в мансарде с "другом и белой мышкой". Другая разгуливала перед ним в обнаженном виде"… А об особенно решительной он ворчал шутливо: "Я и не знал, что у вас в Питере эдак целуются. Так присосалась, точно всего губами хочет вобрать".

В марте 1920 года Есенин и Мариенгоф жили в доме харьковского приятеля Льва Повицкого, который в своих мемуарах писал: "Есенин был тогда в расцвете своих творческих сил и душевного здоровья, целые вечера проводил в разговорах и спорах, читал свои стихи, шутил и развлекался от всего сердца. Девушки откровенно обожали его, они были счастливы и гордились тем, что он живет с ними под одной крышей. Есенин пленился одной из девушек, и между ними возникла длительная и нежная дружба. Строгие черты ее библейского лица производили смягчающее действие на "чувственную бурю", которой он поддавался слишком часто, и Есенин вел себя по отношению к ней, как благородный рыцарь. Она, вероятно, была единственной девушкой, которая не стала женщиной в его руках. Ее звали Евгения Лившиц."

Один известный мемуарист так писал о Сергее Есенине: "На эстраде был косноязычен (не в стихах, конечно). В жизни разговаривал очень хорошо. Пустых мест в его разговоре не было. Образностью не кокетничал. Нет-нет да и обронит меткое словцо. О понравившейся ему женщине, говорил: " Я о нее поцарапался…" Царапины эти у него скоро заживали…

В первую брачную ночь с Зинаидой Райх случилась размолвка. Есенин обвинил ее в отсутствии невинности, хотя она уверяла, что это не так. По своим крестьянским убеждениям он долго не мог простить ей кажущегося ему обмана.

Зинаида Райх была единственной женщиной, с которой Есенин обвенчался в церкви.

Инициатором разрыва семейных уз была сама Зинаида Николаевна, хотя по рассказам современников она продолжала любить Сергея. В своих попытках удержать мужа Райх пошла на крайнюю меру - она решила родить второго ребенка. Ее подруга Зинаида Петровна Викторова рассказывала, как оказалась свидетельницей семейной ссоры. Райх, как всегда, когда она волновалась, ходила по комнате. А Сергей вдруг обратился к ее подруге и выпалил: "Вот Зина хочет родить второго ребенка, а у нас же есть Танечка, зачем нам сейчас другой ребенок?"

В Орле, 20 марта 1920 года Зинаида Николаевна Райх родила сына. Через несколько дней позвонила по телефону Есенину, спросила какое имя дать ребенку. Есенин задумался - ему не хотелось давать мальчику литературное имя. В конце концов сказал: "Константин". И только после крещения спохватился, вспомнив, что поэта Бальмонта Константином зовут.

В октябре 1921 года народный суд города Орла по заявлению Есенина оформил развод с Зинаидой Райх. Через год Зинаида Райх стала женой Мейерхольда.

Отношения Есенина и Зинаиды Николаевны на этом отнюдь не оборвались. Более того, они стали еще более сложными. К ним присовокупились терзания Есенина по поводу детей. Об этом свидетельствуют проникнутые горечью строки из стихотворения "Письмо матери", датированном декабрем 1924 года:

Но ты детей
По свету растерял,
Свою жену
Легко отдал другому.

Тяжелым душевным потрясением для Райх стало сообщение ночью 28 декабря 1925 года о самоубийстве Сергея Есенина. Зинаида Райх в тот же день выехала в Ленинград и вернулась тем же поездом, в котором везли гроб с телом Есенина.

Авторы воспоминаний утверждают, что на похоронах Есенина она рыдала, кричала. Ее страшный крик: "Сказка моя, куда, ты уходишь?" - леденил душу. А другие вспоминают, что вне себя от горя она кричала: "Сережа, ведь никто ничего не знает!.." Значит, она что-то знала. Такое, о чем не могла сказать в то время. И тем горше, нестерпимей были ее муки. После похорон с ней случилось сильное нервное расстройство.Ее горе усугубилось тем, что мать Есенина, стоя у гроба сына, бросила в лицо Зинаиде Райх: - Ты виновата!

Невозможно предположить, что хотела этим сказать Татьяна Федоровна.

Сын Есенина и Зинаиды Николаевны Константин оставил такие воспоминания о душевном состоянии матери в эти дни: "Мать лежала в спальне, почти утратив способность реального восприятия. Мейерхольд размеренным шагом ходил между спальней и ванной, носил воду в кувшинах, мокрые полотенца. Мать раза два выбегала к нам, порывисто обнимала и говорила, что мы теперь сироты. Но в детстве смерть близких воспринимается своеобразно. Верят на слово тому, что человека больше не увидят, но как это может быть, еще не осознают. Это вне детского понимания. Так и мы с сестрой. Помню, что тоже плакали, но, наверное, из-за того, что плакала мама".